Дмитрий Григорьев
Однажды мне позвонил Боря Останин, причём с мобильного телефона. Надо заметить, что мобильник он завёл давно, но почти никогда не брал трубку. И почти всегда потом перезванивал. Но предпочитал по проводам — с домашнего на домашний. Об особом отношении ко времени и к средствам связи знали все его собеседники, потому не раздражались и не обижались. Однако, если Останин набрал меня с мобильного, значит, действительно, нечто важное.
— Дима, у меня есть предложение, от которого ты точно не сможешь отказаться.
Что он может предложить? Публикацию, книгу? Я, конечно, не окажусь. Но, в принципе, могу и отказаться…
Выдержав паузу, Боря продолжил:
— У нас в котельной освободилось место. Не хочешь?
Это был подарок лучше всяких публикаций! Я скучал по котельной, которую закрыли за шесть лет до нашего разговора.
Через час я был котельной, а через день стал его сменщиком. И вот тут я осознал в полной мере, что имею дело не просто с писателем, издателем, переводчиком
В предисловии к его «Пунктирам» Аркадий Драгомощенко писал: «…А два года тому он [Останин] не достоялся на приём к митрополиту. Жаль. На вопрос, что же побудило его в жару сидеть в кромешной очереди, ответил: „Одно довольно непритязательное соображение; но сам поражаюсь, почему до сих пор оно никому не пришло в голову?.. словом, я хотел предложить им строить церкви в виде воздушных шаров. Ведь сколько на свете мест, где нет приходских священников, да и приходов как таковых, потому что нет храмов. А воздушный храм мог бы преспокойно и, представь себе, в надлежащей тишине приплыть на службу по небу…“».
Стоит пролистать в прошлое его ленту в социальных сетях, ссылки на книги и статьи, заметки, фотографии. Вот фото, где он играет с детьми в изобретённую им самим игру, а вот загадка. Привожу текст полностью:
«Сочинил умственную задачку в духе Шерлока Холмса. Из метро ведут три эскалатора (слева направо: 1, 2, 3), первые два на подъём, самый правый на спуск. На каком из двух эскалаторов (
Наша процедура
И раз уж он оказался там, за пределами этого мира, уверен, ангелы скучать не будут. И когда мы тоже пересечём границу, он легко найдёт сочетание цифр, чтобы позвонить каждому и предложить то, от чего отказываться не захочется.
Арсен Мирзаев
Не могу сказать точно, в каком году я познакомился с Борисом Останиным. Но это была вторая половина
А поэтическая мастерская (секция, кафедра поэзии —
Разбором наших поэтических текстов по строчкам (как это делалось практически во всех ЛИТО, и в советские и в постсоветские времена, да и сейчас существуют точно такие же литобъединения — ничего не меняется) мы не занимались. По строчкам мы разбирали стихотворения поэтов андеграунда, которых в то время, 1988–1989 годах, уже печатали официальные издания, например, «Сгорая, спирт похож на пионерку…» Александра Ерёменко.
Но это было не так часто. И далеко не всегда Борис сам
Для многих из нас, «свободных универсантов», занятия в поэтической секции стали своего рода стартовой площадкой. Именно в СвУ «брали разбег» Скидан, Дима Голынко, Женя Антипов, Глеб Денисов, Миша Блазер, Руслан Миронов, Юрий Дятлов, впс… Впрочем, о СвУ уже подготовлен блок статей. Наверное, скоро он появится в журнале «НЛО». Но я не мог не сказать об этом хотя бы пару слов, потому что и это — Борис, и в этом — Борис.
Когда пришло известие об уходе Останина, у меня возникло такое же ощущение, какое появилось в 2001 году, сразу же после смерти Кривулина: периферия осталась, но центр — изъят. Хотя с Борисом всё несколько
Борис был из тех незаменимых, которые ЕСТЬ.
Валерий Шубинский
Борис Останин не был поэтом. Не был прозаиком. Не был он в общепринятом смысле критиком — человеком литературного процесса (хотя, наверное, мог быть им — просто «нормального» литпроцесса ему в лучшие годы не досталось). Кем он был? Хороший вопрос. Скромные слова «переводчик» и «эссеист» не передают значения его личности. Он был одним из тех, кто десятилетиями продуцировал воздух: поле, тему и пищу для бесед. Как Кривулин всегда был парен и полярен Стратановскому, так Борис Останин был парен и полярен Борису Иванову. Для того неофициальная литература была серьёзным и обстоятельным делом. Для Останина она была чудом, импровизацией. Его стихией был афоризм, «заметка на полях», догадка. Он был человеком лёгкой и острой мысли. При том, что он мог
Он жил в разных временах. Не старел. Хотел соответствовать любой эпохе, иногда на этом пути ошибаясь. Хранил память о прошлом, не становясь
Александр Скидан
Конечно, прежде всего Борис Останин — подвижник, столпник неофициальной ленинградской культуры, утверждавший её истину самим своим служением. Абсолютно бескорыстным, буквально до последнего вздоха (в нашу последнюю встречу он повёл меня в библиотеку Андрея Белого на Пушкинской, 10 и увлечённо рассказывал о редкостях и новых поступлениях, ни словом не обмолвившись о своей болезни). Но для меня он в первую очередь учитель, который — парадоксальным и очень останинским образом — ничему, казалось бы, не учил.
Осенью 1989 года знакомые поэты (Руслан Миронов, Глеб Смирнов и Михаил Блазер) пригласили меня на поэтический семинар в Свободный университет, помещавшийся в Центральном лектории общества «Знание» на Литейном проспекте, 42. Семинар, после переехавшего в Москву Дмитрия Волчека, вёл Борис Останин. Вёл довольно странным способом, лишь спустя годы, подружившись с Борисом и узнав его получше, я понял, что в этой странности был свой метод. Вместо разбора наших виршей, чего мы, начинающие поэты, от него с нетерпением ждали, он приходил как будто только что с редакторской летучки самиздатских «Часов» или с дежурства в котельной и сходу начинал занимать нас рассказами о том, над чем в данный момент работал. Если это была редактура «Моллоя» Беккета, он пересказывал нам целые сцены, попутно выстраивая классификацию разных типов сигнальных систем в романе, от сосания хранящихся в кармане главного героя камушков в строго продуманной очерёдности до не менее сложной системы коммуникации с лежачей матерью при помощи лёгких и чуть более сильных ударов по лбу. Если это был перевод Гастона Башляра, Останин погружался в детали его биографии, особое внимание уделяя падению будущего мыслителя (а тогда обычного почтальона) с велосипеда. Падение с велосипеда Гастона Башляра возвращало к велосипеду Моллоя и сосанию камушков. Далее в дело вступала нумерология, затем шёл экскурс в различные системы нелинейного письма и телеграфного стиля (Башляр проходил военную службу в драгунском полку в качестве телеграфиста), и только к самому концу занятий, когда времени почти не оставалось, Останин вспоминал о психоанализе огня, воды, воздуха и сновидений и — доставал из портфеля стихи Елены Шварц, которые и предлагал нам разобрать, исходя из башляровской таксономии природных стихий.
Никакой власти, никакой звериной серьёзности и единоначалия. Весёлая наука. Стремительный пробег по компендиуму знаний. Кратчайший путь к поэтическому методу, уклоняющийся как можно дальше от торных. И если теперь посмотреть на книги Бориса Останина и их жанровые (и поджанровые) определения, то мы увидим, что все они построены на тех же принципах: это
Останин много перевёл и написал в соавторстве — с Владимиром Кучерявкиным и Аркадием Драгомощенко, Кириллом Козыревым и Александром Кобаком, Ольгой Кушлиной и Болеславом Мартыновым… Он был соредактором и соучредителем множества изданий и начинаний, основополагающих для независимой ленинградской культуры. В этой открытости сотворчеству, тому, чтобы учиться друг у друга здесь и сейчас, без оглядки на чины и заслуги, я вижу те же гостеприимство и самоумаление, которыми он так поражал (и заражал!) на семинаре в Свободном университете в 1989–1992 годах. Этот урок равенства — как и урок совершенного бескорыстия — останется со мной навсегда.
Сергей Стратановский
Ушёл из жизни Борис Владимирович Останин — выдающийся деятель неофициальной, или как мы тогда в
Подобно многим другим людям нашей среды Боря отказался от официальной карьеры и, имея высшее образование (он окончил матмех ЛГУ), работал сторожем, лифтёром, оператором газовой котельной. О его деятельности по организации культуры, альтернативной официозу, можно рассказывать долго. Перечислю лишь основные факты. С 1976 года он соредактор и постоянный автор организованного Борисом Ивановичем Ивановым самиздатского журнала «Часы». В «Часах» он публиковал критические статьи и рецензии, вёл раздел переводов. Вместе с тем же Борисом Ивановичем он организовал первую и вторую конференции неофициального культурного движения. (Попытка организовать третью была пресечена КГБ). Ему принадлежала идея Премии Андрея Белого, он стал одним из её учредителей и постоянным членом жюри. Вся эта деятельность была по тем временам опасной и тем не менее Боря умудрялся вносить в неё элементы игры. Так он придумал ритуал при вручении премии: награждённый выпивал рюмку водки и закусывал яблоком.
Деятелем он оставался до конца своей жизни. Последним делом, увлекшим его, была организация библиотеки авторов самиздата в
Светлая память.
08.10.2023, 1258 просмотров.
